Мама обесцвечивается гидроперитом в свадебном платье
Маленькая Лиза обожала мамины волосы. Тёмные, как ночь, длинные, до самой поясницы, они струились по спине, как шёлк, и пахли ванилью. Лиза любила сидеть у мамы на коленях, зарываться лицом в эту густую массу, перебирать пальчиками пряди, заплетать косички, украшая их бусинами. Каждое утро, за завтраком, она просила маму распустить волосы, чтобы вновь насладиться этой магией.
Но однажды мама села перед зеркалом в спальне, и Лиза увидела в её глазах что-то новое. Не просто усталость, которую она часто замечала, а решимость. Мама глубоко вздохнула, будто собиралась нырнуть в холодную воду.
– Лизонька, сегодня мы будем колдовать, – тихо сказала мама, ласково погладив дочку по голове.
Но однажды мама села перед зеркалом в спальне, и Лиза увидела в её глазах что-то новое. Не просто усталость, которую она часто замечала, а решимость. Мама глубоко вздохнула, будто собиралась нырнуть в холодную воду.
– Лизонька, сегодня мы будем колдовать, – тихо сказала мама, ласково погладив дочку по голове.
Из серванта, что стоял у стены, мама достала хрустальную вазу – большую, торжественную, как для праздника. Потом принесла несколько коробочек с таблетками-гидроперит. Лиза знала это слово, но не понимала его значения.
Мама улыбнулась, а затем достала с вешалки... свадебное платье. Оно было белоснежным, как первый снег, и казалось, сохранило в себе отблески былого счастья. Платье без бретелек, облегающее лиф, переходило в длинную юбку с небольшим шлейфом, а спина была открыта почти до самого низа, демонстрируя изящные изгибы. Лиф украшали мягкие складки, будто морская пена, застывшая на берегу. Лиза, завороженная, смотрела на маму, на то, как платье струилось по полу, как будто само готовилось к танцу.
– Это платье для преображения, – пояснила мама, бережно надевая его. – Сегодня я стану совсем другой. Как ты думаешь, какой?
Мама улыбнулась, а затем достала с вешалки... свадебное платье. Оно было белоснежным, как первый снег, и казалось, сохранило в себе отблески былого счастья. Платье без бретелек, облегающее лиф, переходило в длинную юбку с небольшим шлейфом, а спина была открыта почти до самого низа, демонстрируя изящные изгибы. Лиф украшали мягкие складки, будто морская пена, застывшая на берегу. Лиза, завороженная, смотрела на маму, на то, как платье струилось по полу, как будто само готовилось к танцу.
– Это платье для преображения, – пояснила мама, бережно надевая его. – Сегодня я стану совсем другой. Как ты думаешь, какой?
Лиза пожала плечами. Ей нравилось, когда мама была разной.
Мама уселась на маленький пуфик перед зеркалом, платье расстелилось вокруг неё, будто белое озеро. Лиза, одетая в мамину старую комбинацию, устроилась рядом, на простыне, и уставилась на маму. Это был последний раз, когда она видела эти чёрные, блестящие волосы такими.
Начался целый обряд. Мама осторожно налила в хрустальную вазу воду, добавила таблетки гидроперита, немного шампуня, пены для бритья и нашатырного спирта. Всё это начало шипеть, пузыриться, превращаясь в густую, белую пену. Мама никуда не спешила, времени было предостаточно. Она аккуратно, прядь за прядью, начала наносить смесь на свои длинные волосы.
– Смотри, Лизонька, – говорила мама, смеясь, – этот чёрный цвет сейчас будет сгорать, как уголёк. А я превращаюсь в белого лебедя.
Мама уселась на маленький пуфик перед зеркалом, платье расстелилось вокруг неё, будто белое озеро. Лиза, одетая в мамину старую комбинацию, устроилась рядом, на простыне, и уставилась на маму. Это был последний раз, когда она видела эти чёрные, блестящие волосы такими.
Начался целый обряд. Мама осторожно налила в хрустальную вазу воду, добавила таблетки гидроперита, немного шампуня, пены для бритья и нашатырного спирта. Всё это начало шипеть, пузыриться, превращаясь в густую, белую пену. Мама никуда не спешила, времени было предостаточно. Она аккуратно, прядь за прядью, начала наносить смесь на свои длинные волосы.
– Смотри, Лизонька, – говорила мама, смеясь, – этот чёрный цвет сейчас будет сгорать, как уголёк. А я превращаюсь в белого лебедя.
Запах, резкий, едкий, но для Лизы почему-то приятный, заполнил комнату. Мама начала наносить смесь на волосы. Прядь за прядью, она пропитывала их этим раствором. Толстая, белая пена, словно фата невесты, покрывала волосы. Лиза смотрела, затаив дыхание. Капли стекали по маминой коже, падая на плечи, грудь, спину, проникая под ткань свадебного платья. Мама чувствовала жжение, но ей было хорошо, она улыбалась себе в зеркало. Она аккуратно обрабатывала пряди, склоняясь к зоне декольте, чтобы избежать попадания химикатов на лицо и глаза.
– Ой, как горячо! – сказала мама, но продолжала наносить смесь. Она делала пряди на лицо, обрабатывая волосы вокруг.
Весь черный цвет исчезал под белой пеной.
– Я как будто в облаке, – шептала мама.
– Ой, как горячо! – сказала мама, но продолжала наносить смесь. Она делала пряди на лицо, обрабатывая волосы вокруг.
Весь черный цвет исчезал под белой пеной.
– Я как будто в облаке, – шептала мама.
Вскоре мама и Лиза переместились на кровать. Мама, вся свадебном платье и в пене, удобно устроилась, а Лиза села рядом, облокотившись на подушки. Мама открыла книгу со сказками и начала читать. Голос её звучал спокойно и умиротворённо, в то время как гидроперит продолжал свою работу, сжигая чёрный цвет, меняя саму суть.
Закончив чтение, мама встала. Платье, пропитанное раствором, казалось тяжелым. Она осторожно сбросила его в большое ведро с водой, мгновенно замочив. Затем пошла в ванную. Лиза, не отрываясь, наблюдала. Мама включила душ, и тёплая вода хлынула на неё, смывая густую, белую пену. Капли стекали по её телу, унося с собой остатки химикатов. Мама тщательно промывала волосы, массируя кожу головы, затем смывала пену с тела, наклоняясь, чтобы добраться до ног. Казалось, что с каждой каплей воды черная краска волос таяла, обнажая новый, светлый оттенок.
Выйдя из ванной, мама высушилась в пушистом халате. Волосы, уже осветлённые, стали мягкими и податливыми. Она прошлась по комнате, прислушиваясь к ощущениям.
– Ну как, Лизонька? «Я тебе нравлюсь?» — спросила мама, обернувшись к дочери с широкой улыбкой.
– Да, мамочка, очень, только уже свадебного платья не хватает! – прошептала Лиза и прижалась к любимой мамочке, ощущая на щеках мягкость её новых, светлых волос.
Мама ласково погладила её по голове.
– Только, солнышко, мои волосы сейчас очень испорчены, – тихо сказала она. – Пожалуйста, несколько дней не трогай их, не расчёсывай.
Затем мама с улыбкой добавила:
– Но ты можешь спать со мной. И можешь окунуться в мои новые, светлые волосы.
Лиза с радостью кивнула. И в ту ночь, уткнувшись в мягкие, светлые пряди, она чувствовала себя самой счастливой.
Закончив чтение, мама встала. Платье, пропитанное раствором, казалось тяжелым. Она осторожно сбросила его в большое ведро с водой, мгновенно замочив. Затем пошла в ванную. Лиза, не отрываясь, наблюдала. Мама включила душ, и тёплая вода хлынула на неё, смывая густую, белую пену. Капли стекали по её телу, унося с собой остатки химикатов. Мама тщательно промывала волосы, массируя кожу головы, затем смывала пену с тела, наклоняясь, чтобы добраться до ног. Казалось, что с каждой каплей воды черная краска волос таяла, обнажая новый, светлый оттенок.
Выйдя из ванной, мама высушилась в пушистом халате. Волосы, уже осветлённые, стали мягкими и податливыми. Она прошлась по комнате, прислушиваясь к ощущениям.
– Ну как, Лизонька? «Я тебе нравлюсь?» — спросила мама, обернувшись к дочери с широкой улыбкой.
– Да, мамочка, очень, только уже свадебного платья не хватает! – прошептала Лиза и прижалась к любимой мамочке, ощущая на щеках мягкость её новых, светлых волос.
Мама ласково погладила её по голове.
– Только, солнышко, мои волосы сейчас очень испорчены, – тихо сказала она. – Пожалуйста, несколько дней не трогай их, не расчёсывай.
Затем мама с улыбкой добавила:
– Но ты можешь спать со мной. И можешь окунуться в мои новые, светлые волосы.
Лиза с радостью кивнула. И в ту ночь, уткнувшись в мягкие, светлые пряди, она чувствовала себя самой счастливой.
